— Точно не могу сказать. Григорий, когда его санитары выносили, не то чтобы без сознания, но вялый был. Мне объяснили, что ему сделали обезболивающий укол. Якобы Гриша на нашей лестнице оступился, какой-то нерв в спине повредил, до квартиры еле дополз и вызвал «скорую».
— А вам не позвонил?
— Я тоже удивляюсь. Чуть что — он ко мне: «Мария Ивановна, Мария Ивановна». То с дочкой посидеть, то еще что.
Генерал выпил. Тряхнул седой шевелюрой.
— Что дети малые, взяли Григория, факт — взяли! У вас извечно, — он глянул на Гурова, — не то что руки, пальцы друг с дружкой во вражде живут. Вон рядом, в Первую градскую его повезли, отделение неврологии, пойдите разыщите. — Генерал вновь налил и быстро выпил, боялся, что жена остановит. — Что я, не видел, как «скорая» берет? Григорий только дверью стукнул, а они уже здесь. Известно, вкололи, уложили, к носилкам привязали, чтобы не выпал.
— Простите, дочке его вроде пять лет, — сказал Гуров. — Где она?
— Даша? Около шести она из сада сама вернулась, это у нас во дворе, заглянула к нам, сказала, что идет к бабушке. Тут совсем рядом.
— Девочка часто ходит к бабушке? — спросил молчавший до этого Крячко.
— Нет, та как выскочила замуж, так, пожалуй, здесь раз всего и была, а Даша сама к ней не ходила.
На улице Гуров закурил, хотел что-то спросить, но сказал иное:
— Давай здесь, какие имеются, концы подберем. Ты — к матери Байкова. Ничему не верь, пока не увидишь девочку своими глазами. Пять лет, с ней и поговорить можно. А я в больницу, попробую отыскать героя. Хотя там, конечно, в такое время сам черт ногу сломит, врачей нет, справочная не работает…
— Не пыхти, — перебил Крячко. — Если его взяла «скорая», то в приемном отделении тебе все сообщат.
— Ты как всегда прав, — ответил Гуров, отпирая «Жигули». — Адрес матери знаешь?
— Учи меня, учи. — Крячко сел в «Мерседес». — Встречаемся через тридцать минут на той стороне.
— Нет, встречаемся у меня на квартире. Кто первый прибудет, тот готовит ужин. — Гуров сел в «Жигули» и через несколько минут подъехал к Первой градской больнице.
К удивлению сыщика, найти Григория Байкова не составило никакого труда. В приемном отделении тут же сказали, что такой больной поступил сегодня в 18 часов 47 минут, направлен в отделение неврологии, и даже вежливо объяснили, где данное отделение найти.
В отделении, кроме больных, которые курили на лестничной площадке или разговаривали с родственниками, никого не было. Гуров заглянул в одну палату, в другую и наконец наткнулся на сонную, смертельно уставшую медсестру, которая, сидя за столиком, грела ладони над стоявшим перед ней чайником.
— Около девятнадцати?.. Байков?.. Чернявый, с носом? Якобы обострение радикулита? Ущемление у него? Совесть ему ущемили, — говорила сестра без злости и без иных эмоций. — Заведующий вокруг него танец с саблями исполнял, велел отдельную палату выделить. И мне действительно тяжелую больную пришлось в общую переводить. Миллионщики чертовы.
— Капризен, слов нет, — льстиво согласился Гуров. — Где его найти?
— Вторая справа. — Сестра отвернулась и прижалась щекой к чайнику. — Знобит, сил нет.
Гуров тихонечко вошел в указанную палату, попривык к темноте, разглядел белую кровать, услышал ровный храп и зажег свет. В палате стоял телевизор, телефон, воздух был чистый, абсолютно не больничный. Из-под одеяла торчала смоляная шевелюра Байкова, который спал, свернувшись калачиком, и похрапывал. Гуров осторожно приподнял одеяло, увидел лишь нос, но это был нос, который производил впечатление. Сочетание такого уникального носа, смоляных волос и бровей не вызывало сомнения, что в кровати спит юрист фирмы «Стоик» Григорий Байков.
Гуров облегченно вздохнул, вернулся к двери, где его поджидала медсестра, которая не могла расстаться с чайником.
— С больным можно поговорить? — спросил Гуров.
— С больным! — фыркнула медсестра. — Перцовый пластырь, растирка, шерстяной платок и, если совсем бездельник, день можно поваляться дома. Хулиганье!
— По-вашему, он симулянт? — спросил Гуров.
— Ну дернуло его слегка! — Сестра выпроводила Гурова из палаты, закрыла дверь. — Знакомства, деньги, нежелание притерпеться и, пожалуйста, — отдельная палата! Это при нашем-то положении! Валюта! Сегодня за «зеленые» можно койку на Луне получить.
— Не понимаю, — Гуров привычно пожал плечами. — Пусть и отдельная, но ведь палата! Хоть потолок в алмазах, так ведь больничный потолочек-то! Сестра, давайте я с ним переговорю, он вмиг вам место освободит.
— Поезд уже ушел, господин хороший. Я по приказу заведующего ему такую дозу новокаина и снотворного вкатила, что теперь до утра.
— До утра так до утра, — согласился Гуров и взглянул на сестру милицейским взглядом, после которого у сыщика никто удостоверения не спрашивал. — Мне во сколько подъехать? Хочу сам зашнуровать его ботинки.
— Понятно, — сестра повеселела. — Приезжайте к девяти, я его шмотки припрячу, отдам только при вас.
— Вот и ладушки, сестренка, люблю красивых и сообразительных. Значит, до завтра.
В своей квартире Гуров оказался раньше Крячко и начал готовить ужин. Настроение было так — середина на половину. Разговор с медсестрой сначала вдохновил, появились кое-какие мысли. Но по дороге сыщик почувствовал, что его «ведут». Он пару раз шарахнулся, проверился, ответа не получил, гонять и проверяться не хотелось, тем более что «ведущие», конечно, знали, где он живет, могли его «бросить», затем вновь «принять» у дома.
Закипел чайник, поджарилась колбаса. Гуров начал готовить традиционную яичницу, когда приехал Крячко. Он подхватил со сковородки кусок колбасы, обжигаясь, начал есть и, лишь проглотив, сказал:
— Девочка жива-здорова, находится у бабушки. Интересного мало, но кое-что настораживает.
Гуров кивнул, налил в стаканы водки, молча выпил.
— Ты замечаешь, Лев Иванович?
— Прекрасно, но этим я пока управляю, — перебил Гуров.
— Так утверждает любой алкоголик. — Крячко выпил половину своей порции и занялся едой.
Гуров рассказал о результатах своей работы, кивнул:
— Твоя очередь, Станислав.
— Дарья пришла к бабушке около восемнадцати часов без приглашения. Бабушка — Зинаида Борисовна Ганевская, фамилия нового мужа, лет пятидесяти, хочет выглядеть на тридцать, красива, эгоистична, умна. Живет она в двухкомнатной квартире мужа, от прихода внучки, мягко говоря, не в восторге, но изображает.
Хозяйка угостила меня отвратительным кофе, повторяя, что амурные дела и миллионы сына ее совершенно не интересуют. Чистейшая ложь, даже прикрыть нечем. Около шести ей позвонил Байков, попросил приютить дочь на несколько дней, так как он уезжает в командировку. Уверен, что сын обещал вознаградить ее по-царски. Все.
— Продолжай, — Гуров глянул усмешливо, налил себе третью порцию, в стакан Крячко добавлять не стал. — Давно не работал с профессионалом. Орлов, конечно, высший класс, но у него, кроме меня, дел невпроворот. Ну, ничего, скоро будем в одной лодке, мы его загрузим, извини, не посмотрим, что бывший начальник и генерал.
— Ну, на Орлова залезать, что на тебя, что на крутую ледяную горку. Долго карабкаешься вверх и очень быстро летишь вниз. — Крячко встал, поставил на плиту чайник. — Что я думаю? Да то же, что и ты, начальник. Байков запутался в криминале краем, не напрямую, решил пойти в сознанку и пригласил тебя на встречу. Старшие товарищи об этом прознали и мгновенно среагировали. «Парень, — сказали ему, — сиди тихо и не шали, иначе мы тебе сделаем бо-бо».
— А как узнали? — поинтересовался Гуров. — Ну, хорошо, фирма прослушивалась. Но я убежден, Байков по телефону неосторожных разговоров не вел и ни с кем из сотрудников не советовался. Очень быстро, ловко…
— Самое приятное, мы не знаем, каков криминал, даже его характер, — перебил Крячко. — Как ты выражаешься, можно предположить, что он связан с партией товаров, полученных из Вьетнама, которые проверял покойный бухгалтер. Завтра ты поможешь зашнуровать ботинки юристу Байкову, который спрятался в больнице, словно страус, и он тебе ничегошеньки не скажет.
— Это вряд ли, — сказал Гуров, явно думая о своем. — Он не захочет говорить, но мы ему поможем.
— Нет, — уверенно произнес Крячко. — Тот редкий случай, когда твое мастерство не поможет.
— Жизнь покажет. — Гуров хотел было налить еще, но взглянул на друга и убрал бутылку в холодильник. — В фирме работают два человека из чужого лагеря. Возможно, они друг друга не знают. Мы не знаем ничего…
— Моя любимая телевизионная игра «Что? Где? Когда?». — Крячко свою недопитую водку подвинул Гурову. — Времени у нас несколько больше, чем у знатоков, только мы играем не на деньги — на человеческие жизни.
